Из "Путаных мыслей"...

Человеку свойственно задавать себе глупые вопросы. О смысле, о причинах, о следствиях. Вопросы такие, как правило, мало что определяют в жизни, но позволяют человеку хоть на время прочувствовать (простроить) систему координат - те границы, в которых он будет себя ощущать какой-то ближайший период времени, до следующей сверки.

Вот и я, по наитию, по ощущению "что ближе", довольно быстро проехав hi-end и прибившись к берегу винтажа, тоже начал задавать себе вопросы, типа, почему так?

А и действительно, почему среди тех, кто слушает старую аппаратуру, старых исполнителей - старый звук, в частности, редко когда встретишь людей, относящихся к этому звуку потребительски. Тех, кто гоняет свою систему в фоновом режиме, занимаясь чем-то своим - под музычку...

Собственно, это скорей даже и не вопросы были, как видим, а ощущения, потом уже притянутые к словам, к формулировкам... Все началось, во всяком случае, с ощущений...

Как-то, слушая музыку несколько дней подряд, насквозь, хронологически последовательно, по времени ее написания (была у меня такая "фишка"), - от старинных английских дудочек до масштабных симфоний и концертов 19-20-х веков - я поймал себя на одном общем ощущении, которое теперь постараюсь оформить в слова.

Показалось, что сначала музыку писали для Бога ("перед Твоим престолом").

Потом для людей ("провала прошу, провала!..").

Потом для себя ("мнение публики меня не интересует...").

И, наконец, для себя, как для Бога ("что вы можете знать об этом...").

Иными словами, показалось, что, если раньше композиторы блуждали в поисках Бога, то теперь - все больше в поисках того, как бы эффектней донести до слушателя свое видение мира. Раньше они стремились раствориться в Универсуме, сегодня хотят выделиться на его фоне. Раньше преклоняли перед ним колени, теперь пытаются вить из него веревки собственного плетения, чтоб позамысловатей, чтоб останавливало внимание.

Притом, делается все это, что важно, не путем усложнения содержания, но через усложнение формы.

Если вдруг кому-то не лень пройтись по моей дорожке и переслушать - последовательным звукорядом - хотя бы основные имена-произведения за последние два-три века, я думаю, там трудно будет не обратить внимание на то, что почти вся музыка, вплоть до конца 17 - чуть не начала 18-го веков, летит. В ней нет контрапункта, нет ритмических столкновений, нет ударных инструментов - нет ничего, что принудительно бы выделяло ритмический (интеллектуальный) каркас музыкального замысла. Там нет автора.

Потому что, по моим ощущениям, локализованный в какой-либо форме ритм - это "педаль", подчеркивание, с помощью которого автор, не навязчиво или вполне себе определенно, обращает наше внимание на собственное, уникальное, с его точки зрения, и, уж конечно, более точное, чем те, что были до него, прочтение-расшифровку-интерпретацию той или иной мировой вибрации.

Современная музыка, в массе своей и во всех ее стилевых проявлениях, идет по пути эскалации этого приема. А если есть прием, появляется и технология его применения. Смысл же технологии заключается в дальнейшей ее конвейерной эксплуатации.

Улетая "в гибельные выси", легко развернуть этот логический ряд до выявления подобных же конвейерных подходов в исполнительской, мировоззренческой - с одной стороны, и в звукозаписывающей, в звуковоспроизводящей областях - с другой. А там уж совсем легко договориться хоть до чего, хоть до смерти Бога. В прошлом столетии. Потому что, пусть это и не очевидно, быть может, но чем больше мы самоутверждаемся в этой жизни, тем больше мы теряем свою единственную и неповторимую индивидуальность. Ту самую, что в просторечьи зовется душой...

Дальше уж совсем начинается "путь зерна", но мне, по счастью, сходить раньше...

Я, собственно, о винтаже...

Смешно, но невода меньшей длины мне не хватило, чтоб выловить эту золотую для меня рыбку.

Итак, с какого-то момента жизни я потихоньку стал чувствовать с нарастающей силой, как это тяжело - жить в мире компьютерной графики. Мне, как снега зимой, стало не хватать неидеальных вещей. Несовершенных линий и поступков. Нецелесообразных движений души. Другими словами, мне до слез захотелось в мир, где был Бог. Где он был главной действующей системой координат.  Главным и непостижимым оправданием для этой дивной человеческой нецелесообразности, неидеальности, ущербности даже, которая одна только и делает жизнь живой.

И где всё было не совершенно - перед Богом, а не перед таблицей умножения.

И, когда я впервые услышал, как играют старые ламповые усилители, как мягко и правильно светят в полутьме и покое их лампы, как кристаллик иглы вразвалку бежит по ломкой дорожке матового шеллака - когда я все это увидел и услышал, душа моя просто встала на то место, где ей все пришлось впору. Выемка к выемке, впадинка к впадинке. А когда заиграл оркестр... тот еще, старый оркестр, я как-то сразу, всем существом своим, понял, что так играть, нет, так дышать могут только люди, в душе которых все еще правильно, все еще не испорчено, все еще не просчитано, не целесообразно... В душе которых все еще живет  Бог...

В одном проходном романчике я прочитал диалог, который, что называется, запал...

- Я ищу Бога, - сказал один из героев.

- Ты правда думаешь, что он прячется от тебя? - ответили ему.

Вот так вот ... Наверняка все это я себе понапридумывал, но прошлое, по мне, и нужно-то, главным образом, как строительный материал для придуманных миров и представлений о них. Чтоб было от чего отсчитывать и задавать себе...

... Что поделать, человеку свойственно задавать себе глупые вопросы.