Из "Путаных мыслей..."-2.

Шляясь по пешеходному центру моего любимого Мюнхена и слушая, с неизменным удовольствием, уличных музыкантов, и то, как неожиданно и непривычно звучат их инструменты на открытом воздухе, я вдруг поймал за хвост очевидную мысль.

-А ведь это я слушаю настоящие голоса инструментов, - подумал я. - Настоящие, ничем не приукрашенные и ничем не задавленные. Их исконно-правильные голоса... Те, что остались после того, как были сброшены их акустические маски.

Я даже остановился от неожиданности этой мысли.

Остановился и услышал, что скрипка имеет грудной, глубокий и очень трагичный голос. И нет в этом звучании никакого особенного, привычного нам в восприятии, полета, зато есть почти женский, на грани рыданий, надрыв и глубина... Просто невероятная глубина и аскетичная, почти монашеская сосредоточенность звука в этой глубине.

Бубен, оказывается, не звенит, а чуть тарахтит своими тарелочками. Кажется, что они у него вообще фарфоровые.

У гитары, судя по звуку, похоже, вообще нет первых трех струн, а звук ее скорей напоминает тот, что выходит, когда щеточками - по барабану. То есть струнного в нем - почти совсем ничего...

Фортепиано звучит как на домашних занятиях, когда струны закрывают бархоткой, чтоб не тревожить соседей...

Только барабан, кажется, такой же, как и в Африке...

Без малого неделю я бродил между музыкантами и вслушивался, всматривался в эти истоки, родники чистейшего, не натужного, не перекошенного ничем и никем звука.

И что было самым удивительным в нем, так это то, что, не карабкаясь на верха и не особо заботясь о том, как глубоко вниз придется уйти, звук этот всегда оставался невероятно отчетливым и подробным. Почти не имея реверберационных составляющих он, тем не менее, за счет своей прозрачности, являл слушателю абсолютно устойчивые, глубокие и объемные музыкальные картины исключительной достоверности и естественности.

И чем дольше я вслушивался и всматривался в эти картины, тем больше пленялся их неяркой, но совершенной, по-своему, правильностью. Они, как бы, вбирали меня в себя, как губка вбирает влагу. Притом, делали это сразу, одновременно. Не успев даже сосредоточится на их внешней фактуре-форме, я обнаруживал неожиданно, что она уже ни к чему мне, потому что я уже давным-давно, оказывается, внутри их мира, и то, как он выглядит снаружи, уже просто не существенно. И я невольно подумал о том, что большинство вариантов звука, которые мне приходилось слышать по разным концертным залам и домашним акустическим системам, оставались для меня, в той или иной мере, герметичными, не взирая на искренние усилия, которые я прикладывал, чтобы проникнуться всем тем, что они мне пытались...

И как-то, сам по себе, в моем воображении возник образ граммофона, где таинство соприкосновения иглы с пластинкой всегда мне казалось явлением, не имеющим ничего общего с тем, что нам слышится, в конце-концов, из раструба.

Представилось мне, что все наши залы, студии, комнаты для прослушивания как раз и есть те самые граммофонные рупора, которые, конечно, усиливают и регулируют, но одновременно с этим и искажают, а иногда даже карикатурно искажают музыкальный и звуковой истоки.

- А как же композиторы? - тотчас подумалось мне. - Как же им, бедным, должно быть больно сидеть у такого раструба и слушать это кошмарное переложение с божественного на общепринятый... Или они уже мыслят на общепринятом, когда пишут?.. Или как раз здесь и находится разница между Моцартом и Сальери?..

- Но тогда, - переехал я мысленно на более тонкий, как мне показалось, уровень мысли, - можно ведь и сами музыкальные инструментыж приравнять к таким же раструбам, усиливающим и искажающим при этом звук истока... И получается, что мы, пытаясь восстановить их звучание в точности, вместе со своими "костылями-звуковыми системами" на самом деле восстанавливаем нечто уже само по себе вторичное, уже искусственное... Уже не звук струны даже, а нечто, пропущенное через последовательность регулировок, типа, - смычок, струна, дека, зал, душа, наконец...

И в этом уравнении, показалось мне, только первое и последнее, только душа наша и музыка сфер, сошедшая к композитору в момент божественного откровения, - только они имеют истинную сущность. Все остальное - механизмы, костыли, как и было сказано выше...

А это, в свою очередь означает, что, строя систему нашего с вами соприкосновения с музыкой сфер, должны ли мы ориентироваться на то, как она исполнена кем-то в каком-то зале?.. Да и возможно ли это, в принципе?..

И представилось мне, что нет, не возможно и не стоит. А стоит слушать душу свою... И, как только взлетит она и потеряется в сферах, неведомых и неподвластных разуму, -  так, значит, и получилось у нас - прикоснуться к истокам. Так, значит, и было все до того, как... Так, значит, и должно все это играть и звучать на самом деле - пусть там барабан хоть козой блеет - души-то у всех разные, как бы нам не хотелось...

...

Путаные мысли, согласимся...